Ветлугина 2-2006

Анна Ветлугина

Соляр и девочка

из серии "Москва строится"


Яков был столяр, он срабатывал столы, а потом покрывал их лаком. Он работал на мебельной фабрике и возвращался домой каждый вечер через пустырь. Однажды идет – видит, на тропинке девочка стоит, лет десяти, вроде домашняя, а вокруг – никого, и глушь такая. Хотел спросить ее: не потерялась ли, да посмотрел – вид у нее вроде как не испуганный, и решил не связываться.
Тут она ему вдруг говорит: "Дядя, а дядя! Помоги вытащить занозу." и улыбается, а в глазах – слезы. Ну, Яков здесь ее очень может понять – у самого работа с занозами связана – не доглядишь – мало не покажется. "Давай, говорит, показывай!" А она ему: " Ты чего, глупый? У тебя же руки немытые – антисанитария будет." " А че же делать?" "А вона лужа синяя на горизонте, где забор кончается."
Пошли они, а лужа, как стекло неподвижна – ни комарик не пробежит, ни ветерок не тронет. И одно только небо отражается. Страшно стало Якову. Девочка меж тем на травку прилегла, зовет его. Посмотрел Яков – заноза вся из себя золотая, дорогими каменьями украшена. Ну и вытащил он все-таки ее, даром, что маленькая.
После на работе все задумчив был. Думал про себя: лаком надо покрывать, чтобы заноз не было, да больно мала девчушка-то. Решил никому не говорить. Идет, значит, с работы домой, а она опять на том же месте стоит: "Представляешь, дядя, опять заноза!"
Пошли они. На этот раз заноза серебрянная была. Яков уже не так быстро, как в первый раз, ее вытащил, специально не торопился, чтоб аккуратней было, а потом еще заноженное место успокоил – маленькая все-таки.
Так и пошло у них. Днем работает Яков на благо людям, вечером с девочкой к синей луже ходит, и не видит их никто – далеко это – у самого горизонта, мудрено там человека разглядеть. Все бы хорошо оно было, да в мебельном деле у Якова трудности начались. Сработает он стол, осматривать со всех сторон начнет, а там, вестимо, занозы. Так он вместо того, чтобы подшкурить, да лаком замазать, вытаскивать их начинает. А стол не девочка, он весь из заноз состоит, одну потянешь – пять новых вылезет. Стал Яков от плана отставать. А тут еще Машка-соседка взбеленилась. Она раньше к Якову нет-нет да и приходила – то обед поварит, то еще что-нибудь сделает. А тут даже в дом зайти не захотела. Прямо с порога говорит: так, мол и так, Яша, пришла выразить тебе мое "тьфу". Примерилась и так, смачно: "Вот! – говорит, мне на тебя, вот!" Яков понять не может – обидел ли чем, так, вроде, ничего такого не замечал, он ее вообще последнее время не замечал, Машку-то, все задумчив ходил. Так никому же не мешал, зачем плеваться?
Ушла Машка, дверью хлопнула, а Якову уже невтерпеж дома сидеть, стены давят. Умылся старательно, да и на знакомый пустырь подался, девочку искать. Прошел по тропинке, где всегда встречались – нет никого. Дошел до горизонта – у синей лужи тоже пусто, только забор чернеется. Тут у него сердце-то потихонечку – раз и сжалось, будто говорит:"Давай, Яша, ищи, старайся, а то стучать больше не буду." Тогда решил Яков за забор заглянуть. Видит – сидит девочка на травке, вокруг себя занозы разные разложила, и в тетрадке помятой что-то чертит. Якова увидала, нахмурилась:"Чего не в то время пришел?"
Яков ей стал жаловаться. Правда, все больше про мебельную фабрику – про Машку-то неудобно вроде. Рассочувсвовалась девочка, чуть не плачет, будто занозилась опять. Потом, видать, хлюпать надоело, говорит солидно так: "Не надо с ними дружить, дядя Яша, раз наезжают, скажи им обеим – пусть идут в баню."
"Кому это – обеим?" "Ну, работе и тетке своей." "А жить-то как?" "А как все живут"
Разозлился тут Яков: "Да что ты вообще в жизни понимаешь, мелочь этакая!" А она ему: "В твоей, конечно, ни хрена не понимаю, потому, что это не жизнь."
Пригорюнился Яков, голову повесил, да еще руками обхватил. А девочка ему: "Не дрейфь, как-нибудь проживем." "Как же мы это будем жить?" "Для начала поторгуем занозами. Я тут уже все подсчитала – одного золота с полкило будет. А еще серебро, каменья всякие. И занозяюсь я вновь легко, ты же сам знаешь – стоит только отвернуться.
Только зря ты, говорит, все же так не вовремя пришел, как бы беды не случилось.

...В тот вечер Яков еще домой к себе вернулся, а наутро – как есть пропал. На мебельной фабрике его быстро хватились – им же план надо сдавать, а столы незаполированые стоят. Пришли к нему со скандалом. Смотрят – на лестнице у него Машка зареванная сидит, вся аж опухла и причитает направо и налево: прости, мол, меня, Яша. Они к ней: давно ли исчез? – А как плюнула на него, так и исчез, говорит. – А давно ли это было? – Да лучше б этого вообще не было, а то теперь жизнь совсем не мила.
Поняли они – ничего не добьешься от Машки и ушли себе восвояси. Вечером смотрит начальник цеха по телевизору культурные новости – там какая-то очередная высокая мода дефилирует. Писк сезона – булавочки драгоценные, ну вроде как раньше мужчины галстуки закалывали, только теперь для дам. Красота неописуемая. После берут интервью у главного модельера. Смотрит начальник цеха и не верит своим глазам – его подчиненный Яков из телевизора глаза пучит. Сначала показалось – физиономия похожая, да потом он заговорил и последние сомнения у начальника отпали. "Ах ты, – думает, – Иуда самодеятельный, давно ли ты у меня ужом ползал, за занозы в столах извинялся!" Но делать нечего, пришлось досмотреть до конца, культурные новости все-таки.
Всю ночь начальника жаба душила. Совершенно непонятно ведь, что с гадом делать. С работы уволить не проблема – да на что она ему теперь, такая работа? А донос написать – не дойдет, до шоу-бизнеса, как до луны далеко и все там другое. Одно остается – Машка, да эта дура только реветь умеет. И с этими, значит, мыслями встает начальник весь зеленый, а за окном новый день зачинается. И в этот день мимо окна начальника вступает та самая Машка, вся расфуфыренная и глазки блестят. Тут уж начальник себя не помня к окну подскочил и завизжал , как резаный: "Где Яков?!"
Обернулась Машка и говорит так, неторопливо: "На работе, конечно, в цеху. Где ж ему еще быть?"
"Нет у него больше работы! – вопит начальник – он уволен!"
"Ну, я не знаю, – говорит Машка, а сама вся кровью наливается, – если на предприятии человека за перевыполненный план увольняют – то нужно немедленно менять руководство."
Ничего не сказал начальник, но нехорошо ему как-то стало. Надевает костюм, а руки потихоньку – трясь-трясь. Кое-как собрался с духом, пошел в цех. Заходит, а там в с е столы отполированы. И какие Яков делал и другие, все как есть. И сам Яков посреди стоит. Начальник срочно сделал вид, что ему в кабинет надо. Заперся, значит в кабинете, телефон отключил, и ну мозгами двигать. Одно понял сразу – Машка ему теперь не союзник, ее Яков сумел ублажить. Но у ублаженной бабы язык еще сильнее чешется, а кому она в первую очередь хвалиться пойдет? Конечно, подруге. И в мозгах умного начальника засветилась Тонька.
Машка с Тонькой с детского сада дружит. Сблизили их контрасты. Машка вечно задирает всех, оттого в синяках ходит, а Тоньку просто все бьют, а результат тот же. В школе так же: Машка спишет контрольную левой задней – тройку получит, и Тонька весь вечер своими тупыми мозгами учит на ту же тройку. В институт они не поступили: Машка не под того легла, Тонька не успела один билет из ста выучить и он ей, конечно, попался. Сейчас им тоже есть о чем поговорить: Машка Якова на себе никак не женит, а Тонька не знает, что со своим ожененным делать – денег нет, детей куча, и все в одной комнате.
Начальник Тоньку как бы случайно на улице встретил, про ее тяжелое житье разговор завел. Она аж затрепетала вся: а вдруг поможет, как бы не продешевить.
Он ей: "тебе квартира отдельная интересна? А мне вот подруга твоя интересна, чего она там думает." "Да я, да никогда, да мы с детского сада!" "Ну, значит простоишь в очереди еще лет десять, я хотел тебе помочь."
Ну, Тонька и повелась. Все узнал начальник. И как Машка Якова на пустыре увидела и повеситься хотела, и как он ей доказал потом, что все делает для их, значит, с Машкой, любви, мол, хочет в шоу-бизнесе деньги большие заработать, чтобы потом им с Машкой жить, как люди. (Тут Тонька весьма засомневалась, но наряды-то на Машке действительно от кутюр, никуда не денешься.)
Выслушал начальник и совсем рассвирепел. "Что ты, – говорит, – мне голову морочишь? Откуда у малолетней бомжихи деньги и связи?"
"А ниоткуда. Просто она умеет удачно занозяться." Чуть не убил начальник Тоньку. А она ему: "Что Вы все на меня кричите? Не верите – посмотрите сами – вот, я у Машки взяла поносить."
И протягивает ему, значит. Посмотрел начальник – та самая дамская булавочка из телевизора. Работа изумительная, чистое золото и еще дорогими каменьями украшена. Тонька видит – начальник в трансе – сразу вся осмелела, дальше секреты выбалтывает. Оказывается, девочка занозяется от своей беспризорности, когда никто за ней не смотрит, а что золотом, ну так может тело такое, вроде как магнит, только для золота. "А что, умный человек Яша, – торопиться выболтать Тонька, – не то, что мой идиот. Понимает, когда что надо делать. Побудет с ней – и к Машке, а она за это время как раз поназанозяется достаточно. Вернется, значит, на готовенькое, и вытащит у ней занозы. И все довольны."
"Ладно, это я понял – говорит начальник, – в телевизор-то он как попал?"
Но ничего про это не знает Тонька и все не уходит, жмется, а вдруг что скажут насчет квартиры? "Иди уж пока, – говорит начальник устало, – я тебе медаль «За женскую дружбу» выпишу."
Начальник подавлен. Не привык он, чтобы его так обмишуривали. Поразмыслив немного, он идет в ближайший ларек и покупает большую бутыль водки. Критически смотрит на нее и покупает другую, поменьше. Со своими покупками он идет на ближайшую помойку, где всегда тусуются бомжи, и за маленькую бутылку узнает, что девочка сама не местная и лучше с ней не связываться, а за большую уговаривает сомнительного медведоподобного гражданина напасть на Якова, когда тот будет возвращаться с пустыря и отобрать у него занозы.
Гражданин, значит, кряхтя сел в засаду. Вечер наступает – никого нет.
Солнце садится - никого нет. Наконец, уже в сумерках – глядь – идет Яков, да не один, со своей малолеточкой. Гражданин пыльный мешок с утюгом из-за угла занес и "Ггыхх!", значит. Только Яков идет как и шел, словно не заметил. Жутко стало нашему головорезу. Но в тот же миг крепко обиделся он на Якова: это что же получается, несчастную поллитровку отработать не дают? Встал он, значит, на цыпочки и со своим пыльным мешком крадется за Яковом с девочкой, и сумерки все гуще.
А Яков с девочкой меж тем входят в фешенебельный район, а там пыльные мешки не прокатывают, и головорезу уже ничего другого не остается, как идти восвояси, как вдруг Яков лезет в карман за платком, и неловко вытаскивая его, роняет какой-то махонький сверточек. Ну и никто ничего, конечно, не заметил.
Дяденька сомнительный хватает сверточек и – деру. Даже смотреть: что там ему неохота. Прямо бегом назад и начальнику отдал.
Начальник на своем столе разложил, любуется – те самые дамские булавочки, дорогими каменьями украшены, только оправа не золотая. Да и на серебро не похожи – вообще странный металл. Но все равно видно: драгоценные вещицы. Начальник, руки потирая, едет к знакомому ювелиру. Тот очки протер – так смотрит и этак – ничего понять не может. Молчит, а в глазах какая-то мысль нехорошая крутится. Звонит он с этой мыслью своему давнему приятелю с физфака и они значит некоторое время матерятся на своем физическом языке.
"Пойдемте, на улице немного подождем" – говорит ювелир начальнику и контору свою запирает. Начальник:"Это что еще такое?" "Да так, ничего, подозреньице одно, нужно проверить."
Сидят они во дворе. Начальник весь как на иголках, уже сам не рад, что куда-то впутался. Ювелир невозмутимо молчит. Тут приятель подъехал, какие-то приборы тащит. Ушли они в лавочку ненадолго. Возвращаются – ювелир мрачнее тучи, а приятель, наоборот – весь такой веселый, раскрасневшийся, точно его в прорубь окунали. "Это кто же, – говорит, – такой умный, брошками радиоактивными балуется?"
Начальник наш тут же про какие-то дела срочные вспомнил, а ювелир ему: "Сиди теперь, гад, милицию жди, думаешь, я тебе прощу такое?"
Ну и правда милиция приехала, давай, значит, разбираться. Струхнул начальник, хотел отмазаться – вроде как, в бурьяне нашел, да в последний момент вспомнил, что он человек уважаемый и бурьяны не посещает.
"Так и так, – говорит, – Приобрел. У маленькой девочки." А сам изо всех сил законы вспоминает, что там за клевету бывает.
А милиция вдруг обрадовалась. Слушай! – говорят друг другу, – а это ж та самая девчонка, что из Дома Мод булавки драгоценные вчера стырила. и булавочка точь в точь на фотографии, только те вроде золотые были.
Начальник из подозреваемого сразу в ценного свидетеля превратился, поважнел, советы уже ментам дает, но они его все равно в отделение повезли. А там Машка. В нарядах обалденных, но невменяемая абсолютно. Вопит: "Утопила, утопила!" "Кто утопила? Кого утопила?" "Да шлюха эта малолетняя Яшу моего!"
Оказывается, Яков ей строго-настрого запретил на пустырь ходить и на девочку смотреть. Но любопытство-то гложет. Да и ревность никто не отменял. Вот и пошла случайно так, мимо. Их увидела у горизонта, предупредить хотела, чтоб за забор не ходили, а то там собаки бездомные, а девочка маленькая. В общем, как лучше хотела. Но эта дрянь посмотрела прямо на Машку, да и говорит: "Уходи, тетка, сейчас же, пока беды нет." Машку мелюзга наглая так взбесила, что она на нее прямо так и бросилась схватить за шкирку, да подзатыльник дать, да боковым зрением тень какую-то увидела. Едва отскочить успела, как на то место, где она стояла, искры кучами посыпались и столб электрический упал. А девочка Якова за руку схватила, и они вместе в лужу бросились.
Менты едва это переварили, как им звонки посыпались со всех сторон: хулиганство какое-то неслыханное – по телевизору по всем каналам жирную фигу показывают, даже по кабельному. Ну, такое дело уже не для простой милиции. Тут уже речь о государственной безопасности пошла, солдаты на телевышку полезли. А фига мигнула и погасла, и не стало вовсе не фига' – темные экраны, словно и не было телевидения. И совершенно непонятно – откуда? Одна только ниточка у дела и та на пустырь ведет.
И уже едут по городу танки и бронетранспортеры, и все на злосчастный пустырь. Доехали до горизонта и у лужи встали. А там тихо так, солнце садится и никаких следов, только столб электрический и вправду валяется, как Машка говорила. Командир из танка вылез, смотрит в лужу, а она его не отражает. Небо, забор – пожалуйста, даже травки мелкие видно, а командир отсутствует. Рассердился он, да и плюнул в лужу. Тут сразу круги пошли, вода заволновалась. Смотрят люди – девочка выходит. Сухая, будто и не из воды вовсе и Якова за руку держит, а у самой брови нахмурены. " Что, – говорит, – понаехали? Можете забирать свои танки, я все равно с вами дружить не буду, и дядя Яша не будет. И вообще мне у вас плохо, все время занозяюсь. Так что мы с дядей Яшей от вас уходим."
Повернулась и ушла прямо в лужу и Яков за ней, даже кругов после них не сделалось. Долго кричал командир и в воздух палил – не откликнулся никто. Тогда влез командир в танк и велел: "по луже – огонь!" Дымом все заволокло, а лужа и не шелохнулась, будто из алмаза сделана. Кирпичами стали кидать, так кирпичи те – на мелкие кусочки, а ей ничего. Так ни с чем и уехали.
А телевидение само восстановилось и фигу больше не показывало. Ну и не стали раздувать – объяснили, что техническая пауза была. А на пустырь тот катки понаехали и стала вместо лужи асфальтовая площадка. Очень странно смотрелось: трава, буераки, забор покореженный, и вдруг такая ровнехонькая нашлепка. Но это не долго было. Потом там вообще все разровняли и банк построили.


МОЛ, № 2 , 2006
Используются технологии uCoz