|
ЛИРИЧЕСКИЙ СТАРИККогда мутный дождичек загоняет в подъезды редких, как из Красной книги, могикан, остаётся на улице один – облезлый, никудышний, дурно пахнущий старикан. Ему свищет милиция, а он, как заяц: чмокнет полуботинками и – наутёк. Чего ему неймётся? Одолела к парочкам зависть? Так ведь они же смылись, или он не усёк?.. Нет, старикова пара с ним пролетает рядом В штапельной миниюбке с клёвым таким бантом. Памятный Шестигранник реет над бедным садом, архитектурный призрак, молодости фантом. Небо зазря шуршало, корчилось и ловчило: что старичку циклона ватная карусель! всё перед ним кружится – гипсовая пловчиха, пёстрые фейерверки, мятная карамель! Здесь, за горбом эстрады, дед младым шалопаем лихо шастал кустами, будя ошалелых ворон, и пыл его в молодости был так же неисчерпаем, как в известном атоме – электрон. Это он после сдал, хотя в нём и дремлет прошлое, просыпаясь иногда на беду. – Дедушка! Обождите меня! Я – Ваш преемник. Можно – до остановки с Вами дойду? ДУБЛЁРЫЛегко охватывать детально весь мир, живя по сто времён! И вот я экспериментально на сто дублёров расчленён. Дублёр шевелит левым ухом; два догрызают карандаш: один из них рифмует сухо, зато другой впадает в раж. Дублёр снимает хату с краю; дублёр безмолвствует: хитёр. С моей женой – уж я-то знаю! – живу не я, а каскадёр. Вот мы, дублёры по квартире, перекликаемся, жужжа, как будто мы – сорок четыре обериутские чижа. Но наше поприще опасно, ни дня нам не прожить без ссор: Один дублёр воскликнул: "Ясно!" – "Туман!" – сказал другой дублёр. И завязалась потасовка, и без труда в один момент дублёр дублёру рушит ловко его опорный аргумент. Мы все дерёмся на-отлично: вот нет уже дублёров двух, и распадаюсь я как личность: направо прах, налево дух. Рефлексы все из строя вышли, сгустились сантименты в стресс. Не существую даже мысля: утратил к пище интерес!.. Дублёров бешеная свора меня живьём загонит в ад, дублёр дублёру не опора, не друг-товарищ и не брат. Пора уволить всю команду: эксперимент зашел в тупик. Но кто из нас подаст команду? Кто – настоящий Воловик??.. ЧАЙНИКВек живи. Научиться молчать на вопросы. Бездыханность мобилы... – Могилы? – Ну да. Розы – стихотвореньям, а прочее – в прозу. Та̀к прозаик распишет – шарман (лепота)! В храм науки войду ли, в любви ли обитель, бьюсь ли над теоремой (без то́лку – увы), развлекаюсь ли контаминацией литер или с френдами чачусь журналов живых – всё едино: зависнет премудрый компьютер. Дыба быта добьёт меня, пищи ища. Ёкнет мышца и щёлкнет компостер кондуктор: скок! – неловко головка от туловища… Погляди, не боись, корифей, на Горгону, не моргая, и гонор глумливый умерь... Я дурацкий шансон волоку по вагону – прочь от проводниковых драконовых мер. Да, о розах! Я рос и не нюхивал чайных. То же самое – чёрных. В бокалах аи. Я – о прочем. Я, впрочем, в прозаиках чайник. И в поэтах. И в жизни. Привет. Ваш А.И. ЧЕЛОВЕК-МИРОЗДАНИЕВладимиру Герцику IЯ человек полнолуния, комнатного безумия. Не прозябаю втуне я, но тороплюсь в полёт. Утро ли, ночь ли лунная – ну-ка, возьми в игру меня, я поступлю, не думая – весь, как автопилот. Я человек. Во льду ли я – всё, как в жерле́ Везувия. Тут не игра, в дыму моё – всё: и душа, и плоть. Действие – наказуемо. Рухнет – лови внизу его. Крайний-то – я! – Ату его!.. Вот – бытия оплот.
IIЯ человек воскресения. Жизнь проскользнёт без трения, но – за крупицу времени, сорок каких-то лет – не тормозя мгновения, сдвинет, отжав сцепление, фокус стихосложения времени драндулет! Я человек говорения – тусклого, но горения. Не для меня гниение: мне не пристало – тлеть. Я – человек хотения. Я не во тьме, но в теме я. Вам ли сдержать в узде меня, пряники, петля, плеть!
ЛЕТАЯ, ЛИКУЯ, ИГРАЯЦ. это ц. – О.М. Взлетал я в зенит и планировал вниз, но я не участвовал в войнах. Играл бессеребренно в бисер на бис, как бес у небес неспокойных. Клевал наклонений калёную суть, ничуть не склоняя колено. И лысого флага болтался лоскут тоскливо – то клёво, то влево. Болтун многоякий, глумливый глагол, как гугол*, бездонен и гулок, на руки, на крюки и просто – на пол не лóжил охальных охулок. Напротив: матроны, мужья и зятья, Светланы, Ларисы и Вали в восторг приходили, в мосторг заходя, и 5 мне любезно совали. Шестой – обглодает последнюю кость, и вот я – журнально и книжно – цикутой цикады от(п)равлен на пост, на мост моего модернизма. От берега А и до берега Б он реет – от края до края. Я – виден. Но главное: сам по себе. Ле |
| МОЛ, № 4 , 2011 |