В своем прогнозе на XXI век Игорь Чубайс употребил, в частности, емкую формулу: "Чтобы поднять Россию, нам сегодня очень нужны люди слова, духа и дела". Что ж, такие подвижники у нас в стране были, есть и наверняка будут. Но это вовсе не значит, что мы не изведем их под корень, если и впредь будем благодушно перевозлагать на них все муки подвига, все тяготы противостояния злу. Мы будем наносить им самые болезненные раны, если не очнемся от социальной апатии, нравственной заторможенности, оголтелого вещизма и, кроме того, легкой внушаемости под натиском духа агрессии, ненависти, цинизма. Единицам не под силу вращать земной шар, им нужна поддержка...
Говорю об этом и думаю о Юрии Галанскове. В его последнем письме ко мне (из мордовского концлагеря) есть такие слова: "Разве я корчусь от боли? Нация - больна, а я только мгновенное ее выражение". Вскоре я взял эту фразу эпиграфом к стихотворению: оно родилось откликом на черную весть о гибели Юрия. Стихотворение сразу попало на Запад, и крылатая фраза Галанскова обрела самостоятельную жизнь, отдельно от его письма и от стихов, посвященных его памяти. Спрашиваю себя: в чем магнетизм этой фразы? Никакой загадки тут нет. Речь идет о полном слиянии судьбы человека, его мученичества с судьбой Родины. Это не просто фраза: она выверена всей жизнью и самой смертью Галанскова, его срезанной на корню поэзией, его идеями, казалось бы похороненными вместе с ним, но воскресающими ныне на новом витке истории.
Теперь ни для кого не секрет: нация до того "занедужила", что она уже не на грани катастрофы, а в пучине ее. Но в конце 50-х - начале 60-х об этом мало кто подозревал, а догадливые и прозорливые предпочитали помалкивать. Юрий Галансков был из тех немногих, кто, приняв на себя страшный болевой синдром России, силился поведать людям об угрозе, нависшей над страной. Он поднял свой голос - и был за то исключен из жизни, нещадно замучен, с кляпом во рту. Он сознательно пошел на самозаклание, как бы желая унести с собой все муки замордованного Отечества. Погиб ради исцеленья народа, который, однако же, хладнокровно переступил через его агонию.
Кто он - Юрий Галансков? Неистовый сторонник свободы - в урочный час он как должное воспринял стальную решетку и застенок. Влюбленный в жизнь, он дорожил каждым ее мгновением, и - расстался с ней не колеблясь. Он был поэт, самобытный, яркий, но - наступив на горло своей песне, двадцатилетним юношей ушел в политику, в гражданское противление тоталитаризму. Верный любящий сын - заодно с собственной жизнью он принес в жертву жизнь матери и отца, осудив их на самое страшное: пережить его. Можно спорить теперь, в чем он прав и в чем неправ, достиг ли чего своим подвигом. Можно назвать его наивным мечтателем, но он был и удивительный реалист-провозвестник. Его мечта всегда сопрягалась с конкретным действием. От стихийного бунтарства, мятежности своих поэтических опытов он неуклонно шел к осмысленной и организованной борьбе с беззаконием, бесчеловечностью, с воинствующей тиранией лжи и демагогии. В последние месяцы перед арестом (случилось это 19 января 1967 года) его духоборство вылилось в намерение создать "второй полюс" - так назвал он предполагаемую структуру политической оппозиции.
Чистая цельная душа, гармоничная личность, но отнюдь не икона. Противоречия, недостатки, слабости у него как у всякого смертного. И все-таки похоже на то, что он шел единственно приемлемым для него, уготованным ему путем: на голгофу.
Он очень хотел жить. После пяти лет застенка, оказавшись в гибельном тупике, Галансков обратился к Международному Красному Кресту и в Комиссию по правам человека, призывая мировую общественность оказать воздействие на советские власти - ввиду невыносимости его положения.
“…Я болен язвенной болезнью двенадцатиперстной кишки… Условиями строгого режима я фактически лишен какой-либо реальной возможности получать необходимые мне продукты питания от родных и близких… Каждый мой день - мученье… Я молчал пять лет… Но пошел уже шестой год мучений. Мое здоровье непрерывно ухудшается. В результате систематического многолетнего недоедания, недосыпания и нервного перенапряжения процесс язвенной болезни осложнился заболеванием печени, кишечника, сердца и т.д. Пять лет меня мучили в заключении - я терпел и молчал. Оставшиеся два года меня будут убивать… Не могу об этом молчать… “
Дойди это обращение вовремя до кого бы то ни было - быть может, голос поэта вызвал бы эхо спасения. Но оно не дошло... Вопрос встал ребром: либо ты пишешь на высочайшее имя просьбу о помиловании, либо... Галансков предпочел жертвенный путь. В одном из писем он так объяснил свой страшный выбор: "... не во имя чести и достоинства, не самоцель, не самолюбие и тщеславие, а просто - должен же быть кто-то выстоявший...". Его чувство ответственности за всех оказалось сильнее инстинкта самосохранения... Агония длилась еще более восьми месяцев. Никто не пришел на помощь, если не считать нож хирурга, положивший конец всему: и мучениям, и жизни...
В моих глазах (а знаком я с ним почти полвека) Юрий Галансков - посланец новой, надвигающейся на нас эпохи, ее парламентер с белым стягом над головой.
С юношеских лет, еще задолго до ареста, он вынашивал и всерьез отрабатывал идею создания Всемирного союза сторонников полного и всеобщего разоружения, формировал программу такого союза и даже предлагал свой проект реформирования Организации Объединенных Наций - с тем, чтобы именно под ее эгидой развивалось и крепло всемирное разоруженческое движение. Он отдавал себе отчет, что задача эта не из легких, тут не может быть скороспелок. "Яблоко должно созреть, - писал он, - но оно должно и может созреть только в потоке солнечного тепла и жизненной влаги". Поэтому он делал все, что было в его силах, чтобы разоружать нравы, разоружать психологию и отношения людей. Ведь ему давным-давно стало ясно и понятно: "В мире современных противоречий разоружение просто не может быть достигнуто без... готовности жить в разоруженном мире"...
Всю свою короткую жизнь, включая Лефортовскую страду и нестерпимую Мордовскую эпопею, он был и оставался самим собой. Бескорыстие и самоотверженность, неприятие любой лжи и фальши, приверженность высокому здравомыслию, домашнему очагу, дружескому кругу, родной земле и ее чарующей природе... Ничто и никто, никакие муки не поколебали его волю, его Я. Вот почему, мне кажется, он был так любим, так почитаем всеми вокруг. И вот почему он погиб, дожив лишь до возраста Христа...Я убежден: мы вправе признать в нем посланца новой эпохи. Он пришел к нам из будущего. Он хотел и пытался разбудить, встряхнуть, вдохновить людей, достучаться до их сердец.
Казалось бы, вот она где - загадочная славянская душа! Вот где лицо и лик нации!
Но есть тут одно "почему"? Почему так живуч и неотвратим извечный синдром российской государственной власти: во имя нашей хваленой души, - топтать, изничтожать, стирать в порошок самых лучших, самых одаренных, самых чистых и честных?.. Завтрашний день прислал к нам своего парламентера. Как встретила его великая, горячо любимая Родина? Встретила в штыки, изваляла в нечистотах, вырвала язык, пыталась согнуть в бараний рог. Белый стяг обернулся для него саваном.
А для нас? Чем обернулось для страны и для всех нас это изуверство, дикий произвол (разумеется, не против одного Галанскова)? С худым бреднем в рахитичных руках входим мы по пояс и по самую шейку в родимые наши сточные воды, шаг за шагом процеживая их: нам приспичило изловить золотую рыбку "национальной идеи". Русской! Но в наших бреднях незменно застревает лишь открыто или лукаво расистское...
Если нам и впрямь не обойтись без общероссийской идеи, если мы всерьез хотим распознать лицо нации, ее особый нрав, свойства ее дарований, ее призвание, ее путь в будущее, - нам никак не лишне будет повнимательней приглядеться к судьбе Юрия Галанскова, этого подвижника наших дней. Судьбе многозначной, светоносной, мученической. Мы просто обязаны вслушаться в учащенные удары его удивительного сердца, обратиться к урокам его личной и общечеловеческой драмы.
Характер нации, ее соборная идея как раз и образуются через личности и судьбы таких вот выстоявших, а не в мерзком "чистогане", обуявшем и обуревающем ныне миллионы наших сердец, умов и душ. Правящие верхи, будто бы ради спасения страны от кризиса, ради подъема ее экономики, рьяно взялись раскручивать торговлю вооружениями, в том числе новейшими, раздувая тем самым глобальную ярмарку на крови. Они представляют этот дьявольский бизнес так, как будто именно тут зарыта собака (но уж никак не золотая рыбка!) по кличке Национальная идея. Они на минуточку забыли (или делают вид, что забыли) про эффект бумеранга: всякая пушка может в любой момент развернуться на любой угол, перенацелиться куда угодно. Забыли - потому что им так выгодно. Наша "генеральная линия" все более явно вырождается в линию генеральскую, причем ее красные лампасы стекают неиссякаемыми ручейками в некую бездонную прорву, затвердевая золотыми слитками в частных и корпоративных хранилищах доморощенной "элиты" и легиона ее приспешников...
Нет мира под оливами...
| МОЛ, №2, 2001 |