Ты теперь у своей Улялюм.
Ты не весел уже, не угрюм.
Я с твоими глазами хожу по земле,
И на мне твой вечерний костюм.

Не штурмуют меня до сих пор.
Знают: лучшее средство - измор.
Ворон чертит крылом на замерзшем стекле -
"Балтимор". "Балтимор". "Невермор".

Эта дряхлая птица одна
Помнит наши с тобой имена.
На ее полинявшем от снега крыле
Шлешь оттуда свои письмена.

Я сквозь сумрак и дым сигарет
Вечерами гляжу на портрет;
Ты с ногами сидишь на рабочем столе,
Говоришь: до свиданья, поэт.

* * *

Каждая дума - костер Аввакума.
Не разгуляться такому костру;
Без сотоварища в срубе угрюмо,
И без боярыньки где-то в миру.

Смрад мой не токмо Отцу - даже людям
Слышен... Да нет из людей никого.
Как же с грехом расставаться мы будем, -
Он из меня, али я из него?

Душно и дымно и думно повсюду.
Бражки бы ковш и кусочек студня...
Только боярыньку я не забуду.
Чай, и она не забудет меня.

* * *

Нет, нарисую-ка я тебя
Львицей, - до дрожи в лапах
Шкура которой знакома мне;
Львицей, которой запах -
Мяты, и той, аромат губя -
В нашей стоял пещере.
Зверскою нежность было вполне.
Люди ль нежней чем звери?

Я нарисую тебя женой, -
Спишь на сухой душице,
С солнцем, всходящим из-за ушей,
Как подобает львице.
Царственно ужинаешь со мной;
После, в часы досуга,
Ищешь - и не находишь вшей
В гриве моей, подруга.

Читая Грейвса

Эти кельтские женщины,
Белые в красном богини,
Лошади с тяжкой поступью,
Легкомысленные врагини,
Телосложеньем и запахом
Подобные мандрагоре.
Короли и поэты праздные,
Вам говорю я - горе!
Вспомните ваши скромные
Дворцы, шалаши, запруды,
Когда в Страну Вечной Юности
Уведут вас за ваши уды
Те беспечальные женщины
С их беспечальным трахом....
Вырвешься ли на родину -
Вмиг рассыпешься прахом.

Если готов ты к участи
Похуже, чем у Орфея,
Если подарит яблоко
Белая в красном фея, -
Бери, только знай: не первого
Выбрала, захотела;
И более не рассчитывай
На душу свою и тело.