Пока ещё Селим не водрузил
Ущербный полумесяц над Софией
И столпников блаженных не согнал
С руин дохристианских архетипов,
Акриты - византийские идальго -
Обороняют кесареву власть
От персов и варягов. Отслужить
Три дюжины постов по-за Босфором,
Оставить глаз под стенами Дамаска
И только раз в одиннадцать индиктов
Отметить Пасху в граде Константина
И - выслужить под старость ранг акрита
И сорок акров Парфии... Нельзя
Сказать, чтоб это было слишком щедро,
Но, согласитесь, лучше, чем сума
Или могила в Аттике. Пускай
Работники вращают жернова,
Дубильщики выделывают кожи
А богословы председят в своих
Схолариях, изобретая ересь
И укоряя дрогнувших. Акриты,
Огородив дощатыми щитами
Экуменический ломоть Евра-
зии, прокормят всех и защитят,
Неторопливо обрастая мифом
И легендарной памятью. Акриты,
Как ломовые лошади, впрягутся
В державный воз усталой Византии
И - вывезут его наперекор
Всем униям, пожарам, святотатствам,
Пока осман, поймав судьбу за хвост,
Постромки не обрубит ятаганом.

У Нострадамуса замки стоят, как ступки,
Где пестики башен толкут отраженья небес,
И воля числа освобождает поступки
От пеленок заветов и чудес.

У Нострадамуса тьма города покрыла,
Чума насвтречу танкам раскрывает львиную пасть,
И люди летают, обращая свиные рыла
В сторону Лилий, коим негоже прясть.

Грозный кавказец не спеша шевелит усами,
Намереваясь взять следом за Веной Берлин,
И стальные корветы плавают под парусами
Из детских лопаток и ландышевых долин.

У Нострадамуса призма надмирного света
Из всех цветов выбирает киноварь и сурьму,
А Тот, чьим попущеньем он говорит все это,
Почти запрещает причастность к Имени Своему,

Ибо явь, знакомясь с Траяновым и Троянским тиранством,
Избирает фигуру отсутствия из всех своих тропов и троп,
И время, свободное от обязательств перед пространством,
Вправе и течь, и стоять, и распахивать гроб,

Словно дверь и окно в те непреложные сроки,
На которые, сопрягая минус и плюс,
Вместе с Мишелем глядят Моисей и пророки
И пригвожденную длань протягивает Иисус.