"Я - многие, понимаешь? Быть может, неисчислимо многие! (Ненасытное множество!)", - рефреном звучали во мне строки Марины Цветаевой, обращенные к Рильке в письме 1926 года.
Традиционно, вот уже девятый год, в Болшевском музее ее имени в середине сентября проводится цветаевская конференция. Думается, что неповторимое обаяние конференции 2001 года придала та ее особенность, которая на поверхностный взгляд могла бы показаться даже некоторой стихийной хаотичностью - принципиальная “не сгруппированность” выступлений по какому-либо "академическому" признаку.
Началась конференция глобальной постановкой проблемы "Цветаева в ХХI веке" (в докладе постоянной и любимой гостьи болшевских чтений Вероники Лосской из Парижа). Говоря о том, что после трагических событий 11 сентября в США все мы оказались вынужденными жить в другом мире, и что мироощущение поэтов, у которых “трещина мира проходит через сердце”, все ближе становится каждому человеку, Вероника Лосская призвала задуматься о тех цветаевских духовных уроках, которым именно сейчас, в так грозно начавшемся новом веке, “настал черед”. На этом фоне по-особому пронзительно прозвучало и напоминание о гениальных цветаевских прозрениях в “снах-полетах” вокруг всей Земли, подробно описанных в ее письмах, и – волнующее, из глубины собственного многолетнего погружения в цветаевский мир возникшее предположение: не жила ли Марина Цветаева по завету пристально читаемого ею св. Августина – “как будто впереди вечность и как будто данный момент последний?”
Иногда, неожиданно для самих докладчиков, самые разные выступления внутренне переплетались. Так, теме "небесной переклички" Марины Цветаевой и Бориса Пастернака (поэтической и эпистолярной), посвящена большая часть глубокого исследования гостьи из Армении Татьяны Геворкян. Не случайно доклад ее озаглавлен посвященной Марине Цветаевой строкой Пастернака "Ты все еще край непочатый…" И с этим удивительно "срифмовалось" изящное и неожиданное эссе актрисы Антонины Кузнецовой об одном письме Марины Цветаевой Пастернаку (1935г.)
А еще Антонина Кузнецова озвучила целую главу будущей книги Анны Саакянц, (по болезни не приехавшей на конференцию), посвященную Вадиму Морковину, хранителю и издателю (в Чехии) известных теперь всем цветаеведам писем Марины Цветаеваой к Анне Тесковой.
В докладе Татьяны Геворкян основное внимание уделяется особым, через всю поэзию Цветаевой проходящим "взаимоотношениям ее со Смертью". Уже в лирике 1923-25гг настойчиво звучит мотив "сколько осталось?..". Затем - эта же мелодия в "Поэме Конца", восхитившей и одновременно так глубоко встревожившей Пастернака. Чтобы дать Марине новый мощный заряд жизни, он дарит ей эпистолярную встречу... с Рильке, надолго ее оживившую и вдохновившую… Наконец, уже после своего трагического возвращения на Родину, переводя в 4О-м году стихотворение Бодлера, ставшего "спутником одиночества ее последнего часа", Цветаева его стихом "позвала Смерть": "Смерть! Старый капитан!"...
В каком-то смысле мой доклад так же непреднамеренно как эссе Антонины Кузнецовой, но и по-иному! - по контрасту "перекликнулся" с докладом Татьяны Геворкян. Глазами поэтов-"небожителей", царствующих в горнем мире поэзии, и детски беззащитных в грубой земной жизни - Андрея Белого и Осипа Мандельштама - укрупненно увидено в Марине Цветаевой то, что сама она называла своим "основным здоровьем" и "неизбывной жизненной силой" и связывала это с опытом материнства, не допускающим "беспредельного небожителъства". Не случайно Марина Цветаева, вспоминая об одной прогулке с маленькими детьми (дочкой и племянником) и своим гостем Мандельштамом, с мягким юмором пишет о том, как детей она вела за руки, а "Мандельштам шел сам".
Эта же "перекличка" ощутима и в трех попытках прочтения цветаевских переводов последних лет как "ключей", многое тайное в ее душе открывающих: в докладе Татьяны Геворкян о переводах Бодлера, докладе Ксении Мельник о переводах стихов Лермонтова на французский язык, и у Елены Коркиной (в ее докладе есть обращение к необъятной теме "Цветаева и Достоевский").
Была на Болшевской конференции и радость встреч с прежними и новыми знакомыми, увлеченными одним миром. Чтобы состоялся такой праздник, надолго дающий людям духовный заряд, требуются поистине подвижнические усилия бескорыстных энтузиастов. Директор Болшевского музея им. Марины Цветаевой Зоя Николаевна Атрохина который год прилагает всю свою недюжинную энергию, одухотворенную любовью к творчеству Марины Цветаевой и преданностью ее памяти, чтобы эти праздники продолжались. Софья Николаевна Клепинина, посмертное интервью с которой было опубликовано в №7-8 "МОЛ"а, тоже всегда стремилась к тому, чтобы Болшевские конференции не превращались в "сухие" научные заседания для узких специалистов. В этом году все так и было.
Студенты выпускного курса Щукинского училища на высочайшем уровне уважения к Слову читали стихи Бродского, монологи Сонечки Голлидэй, композицию о жизни и судьбе Николая Эрдмана. Группа студентов с Кавказа очень искренне и темпераментно исполнила поэму Лермонтова "Мцыри".
Научная часть конференции проходила в музее семьи Цветаевых - в "доме Тьо" – жены их деда А.Я.Мейна, нежно любящей сестер Цветаевых.. Теплую уютную атмосферу этого дома сейчас любовно поддерживает и оберегает директор Елена Михайловна Климова. В этом городе и этом доме в жизни Марины еще был уют, забота и защита.
И не этот ли дом - конечно, вместе с родным домом в Трехпрудном! - вспоминала она, когда с горечью писала годы спустя о совсем других домах:
|
...дом, и не знающий, что мой, |
А еще был на лесной поляне Цветаевский Костер - традиционный, уже пятнадцатый год в Тарусе загорающийся! Об этом неизменно заботятся горячие его энтузиасты – Алексанр Васильевич Ханаков и почетный гражданин города Тарусы Иван Яковлевич Бодров, которого спасли от смерти строчки Цветаевой:
|
Я вечности не приемлю! |
И стоит камень на берегу Оки с надписью: "Здесь хотела бы лежать Марина Цветаева", по ее завещанию.
А Костру Цветаевскому не дадут погаснуть.
| МОЛ, №9-10 , 2001 |