(Продолжение. Начало см. в №3 (19), 2002 год.)
Все решено,мы уезжаем! Помню, стоимна платформе: мама, тетя Бела с Сережкой на руках, отец и я. Чемоданы, узлы. Папа какой-то встревоженный, смотрит на нас большими серо-зелеными глазами, полными укора. Он взволнован, недоволен, они с мамой только что повздорили. Я слышала, как он сказал: "В такое время нужно быть всем вместе!" Мама отвечала: "Я увожу детей из-под бомб!".
...Недавно мы бежали с ней по Тверской, выла сирена. Увхода в бомбоубежище стоял Корней Иванович Чуковский. Он поторапливал детей и успокаивал мам. Бомбоубежище было комфортабельное, многие дети принесли игрушки, у одной девочки была маленькая коляска, и в ней спала кукла. Такая коляска была моей мечтой.
Обычномысидели в ближнем бомбоубежище, под обувным магазином, где пахло резиновыми калошами, и были широкие полки. Нас укладывали на эти полки спать. Взрослые, тихо переговариваясь, рассаживались внизу. А теперь все мы уезжаем от бомбежек. Дают уже третий звонок,мыпоспешно лезем в вагон. Поезд трогается, отец идет рядом с вагоном, повторяя: – Как приедешь, сразу пиши!
Поезд едет все быстрее, отец ускоряет шаг, но все-таки отстает и машет нам издали рукой, пока не скрывается.
Мы живем в эвакуации в городе Куйбышеве. Это большой город наВолге, раньше он назывался Самара. В городе еще есть извозчики, что меня поражает и восхищает. Сначала мы живем у родных все вместе, но позже мы снимаем комнату рядом, в том же длинном коридоре. Комната большая, но темная, она сообщается с маленькой проходной комнатой наших хозяев. В Куйбышеве я начала нормально засыпать, меня научила жена маминого дяди Сережи тетя Дина. Она посоветовала мне, закрыв глаза, считать слонов, как будто слоны идут передо мной, и я их считаю. Не знаю, помогли ли слоны или просто я подросла и изменилась: стала спокойнее, да еще и гуляла больше, маленького Сережу часто выносили на улицу и я, конечно, с ним. Мы дышали чистым волжским воздухом, аппетит нагуливали. Только давай! А накормить нас было тогда непросто.
Жизнь наша в темной комнате омрачалась тем, что про наших хозяев ходили слухи, что они самые настоящие воры. Хозяйка, проводник на железной дороге, в первые же дни нашей жизни у нее, сказала маме: "Тут про нас разное болтают, но тызнай,мыу своих никогда ничего не берем!". Мама было поражена таким откровенным признанием! Однако хозяева были веселые, неунывающие люди. Когда у них было застолье, они приглашали меня и научили плясать под баян. Они угощали меня винегретом, селедкой и поили морсом. Особенно я подружилась с младшей дочерью хозяйки . Людмилой, она была тихая, болезненная девушка.Когда она хворала, то, лежа в постели, вырезала мне из картона кукол, и кроила им платья из бумаги. У меня были целые кукольные семейства, искусно вырезанные Людой.
Мне запомнились Людины волнистые волосы, большие грустные глаза, тихий голос.Я любила сидеть около нее. Иногда она мне читала, но чаще мы играли в куклы.
Она была похожана бледный, хрупкий цветок, кем-то надломленный и заброшенный в эту сырую, полутемную комнату..
Память устроена так, что некоторые впечатления детства отпечатываются в ней подобно картинкам-диапозитивам.
Одну такую картинку я помню очень хорошо. У меня в детстве не было красивой куклы, а был только целлулоидный пупс – "а ля бебе". Пупс был смуглый с раскосыми глазами и черным клочком волос на голове. Он очень напоминал маленького американского индейца. Его невозможно было одеть в матроску или рубашку и завернуть в одеяло. Он у меня носил набедренную повязку из лоскутов. А в щель на голове я всовывала ему пучок перьев, выцарапанных из подушки. Мой Бинго – так звали пупса, занял последнее место на конкурсе кукол, устроенном у нас во дворе одной из эвакуированных мамаш. Мне было обидно и не просто обидно, я лелеяла злую и темную мечту . отомстить.И вот представился случай.Вуглу нашего двора, в котором мы проводили почти все время, стоял двухэтажный деревянный дом, дверь в него никогда не закрывалась, а внутри была витая лестница. Под этой лестницей стояли салазки, коляски, какие-то ящики. Среди этого неряшливого склада я разглядела кукольную коляску, искусно сплетенную из прутиков и ярко раскрашенную. Именно в этой коляске катали куклу, которая заняла призовое место. – Вот возьму и утащу коляску, – решила я. Сделаю из нее повозку, и буду возить в ней Бинго, всем назло!".
Прекрасная идея была загублена стремлением "жить в коллективе". Я поделилась ею с верным другом – четырехлетней Томкой. Когда мы вошли в подъезд, деловито переговариваясь, нас услышали! "Эй, вы, эвакуированные! Вы что там делаете? А? Айда отсюда, а то я вам сейчас веником такую колясочку сделаю!" Мы бросились бежать и потом несколько дней боялись выходить во двор. Тогда я поняла, что за плохим поступком может последовать наказание и незамедлительно!
К счастью мы уже скоро засобирались домой в наше холодное, покинутое московское жилище, милое сердцу даже и без кукольной коляски.
| МОЛ, №1 (24), 2004 |