Я ехал в командировку. В купе нас было трое: я и молодая женщина с пятилетним ребенком. Мне бросилось в глаза, что женщина была хорошо одета, а вот одежда девочки оставляла желать лучшего…
Женщина сунула ей несколько шоколадных конфет и ушла. Белокурая девочка исподлобья смотрела на меня и с детской непосредственностью поедала конфеты одна за другой.
- Живот заболит, - сказал я.
- Это паёк, - ответила она и продолжала есть.
Вернулась женщина, достала из сумки бумажную салфетку, протянула девочке:
- На, вытри.
Та принялась неумело вытирать лицо и еще больше перемазалась.
- Ну, и неумеха ты, Настя, - сказала женщина и другой салфеткой вытерла девочку.
- Однако, вы в строгости воспитываете девочку, - сказал я, глядя в большие карие глаза женщины.
Та, вздохнув, ответила:
- Это не моя дочь. Я везу ее в другой детприемник.
Наступило тягостное молчание. Зимнее солнце заскользило за частоколом сосен и скоро ушло за горизонт. Проводник принес постели, я достал матрацы. Женщина раздела девочку, уложила спать, а сама занялась какими-то справками. Девочка уснула. Меня же взяло любопытство:
- Чья же это сероглазка?
Женщина, спрятав бумаги в объемистый портфель, ответила:
- Обычная история. Родители ее горькие пьяницы, и их лишили родительских прав.
- Да, разбаловался народ, не боится ни Бога, ни дьявола, - посетовал я. – Теперь Бог – это доллар, а для русского человека это тупик.
- Я с вами согласна, - женщина поправила волосы и продолжала, - за десять лет работы я насмотрелась всякого. Почти повальное пьянство, нет на пьяниц никакой управы.
Она помолчала и рассказала мне такую историю, которую я помню до сих пор.
Леночке шел десятый год, когда ее растлил собутыльник отца. Он запугал девочку, обещая убить ее, если она пожалуется родителям. Леночка ничего им не рассказала, да и с кем было поделиться своим несчастьем, если не только отец, но и мать почти всегда были пьяны. В их бедной квартире-притоне царили вечный сизо-коричневый дым от курева, отборная ругань, дикий хохот, визг или пьяные драки осатаневших от водки мужиков и баб. Начиналось застолье, вроде бы, мирно. Пили ее, родимую, заедая нехитрой закусью, потом пели, потом вели бессмысленные разговоры, потом, если не дрались, валились на заплеванный пол и занимались свальным грехом.
Леночка, предоставленная самой себе, собирала со стола объедки и, забившись в угол, поедала их. В свои малые годы она навидалась такого, что другому благопристойному налогоплательщику и не снилось. Воды в их двухэтажном, послевоенной постройки доме не было. Жители справляли нужду в вонючем туалете за сараями. И вот там за сараями ее поджидал тот отморозок. И девочка бегала к нему, потому что у того для нее, вечно голодной, всегда были припасены гостинцы: или булка с колбасой, или горсть конфет. Он быстро делал свое мерзкое дело и исчезал в осенней темноте. Она, прижавшись к стене сарая, с жадностью съедала «расчудесную» булку с пахучей колбасой или хрустела конфетами. За несколько месяцев она попривыкла: тупо, за очередную жратву отдавая свое худенькое тело в лапы садиста.
Зимой совратителя убили. Леночка бегала в соседний переулок смотреть на убитого - молодого еще мужика. Она смотрела на распростертое на кровавом снегу тело безучастно. Ей было жаль только одного: теперь некому будет приносить ей еду. Но нашлись другие, потерявшие совесть козлы.
Как-то ее отец в еще недостаточном подпитии застал в прихожей одного из собутыльников за занятием с дочерью. Завязалась драка. Мужичонка, отбиваясь, верещал:
- Это она, сучка, меня заставила. Васька, покойник, с нею полгода жил.
Отец отпустил мужика и бросился на дочь с кулаками:
- Убью, мразь!
За дочь заступилась мать, и завязалась драка. Зазвенели стекла разбиваемых окон, с грохотом полетела на пол еще имеющаяся в квартире мебель. Вопли женщин, крики мужиков слились, как у Лермонтова, «в один протяжный вой». Леночка схватила свое пальтишко и выскочила на улицу. Она бежала, куда глаза глядят, но не плакала: она давно выплакала все свои слезы. Только жгучая ненависть к своим родителям затопила ее сердце. Она решила никогда не возвращаться к ним. Леночку воспитала улица. Она бегала по городу одна, часто на рынке клянчила еду у торговок, а при случае могла и украсть. В уличных драках она не уступала мальчишкам и дралась в исступлении, грязно матерясь. Пацаны ее побаивались.
Она добежала до вокзала и вскочила в первую попавшуюся электричку. Та поехала. А Леночка, чтобы не ссадили, пошла по вагонам просить милостыню. Какие-то двое пацанов-малолеток пытались помешать ей, говоря, что каждая электричка уже распределена. Но она, недолго думая, дала старшему кулаком в глаз. Тот взвыл, и пацаны исчезли на следующей станции. Потом у курившего в тамбуре парня она узнала, что электричка идет в Москву, и решила ехать в столицу, о которой столько наслышалась от своей подружки Таньки из соседней многоэтажки. У той в Москве жила тетка, и счастливица Танька иногда ездила к ней.
Шатаясь по великому городу, ночуя где придется, она познакомилась с кланом нищих. Ее пригрела одна нищенка, заставляя просить милостыню в подземных переходах. Обитала они со старухой в подлежащем к сносу мрачном семиэтажном доме на Спортивной. Иногда старуха отпускала свою напарницу погулять по Москве, поесть чипсов, а если были деньги, то и пиццу. Как-то Леночка очутилась возле мини-театра с броским названием «Нота и лира». Леночка прочитала на огромной афише слова: «Сегодня и завтра известный Алекс Мценский поет для вас старинные романсы – приглашаем всех». Под надписью улыбался красивый синеглазый белозубый брюнет в белом пиджаке с розой в кармашке. Слова «романсы» Леночка не знала и подумала, что это, наверное, какие-то модные шлягеры, которые она слышала у той же подружки Таньки. Ей захотелось послушать этого божественного Мценского и она протянула деньги в окошко кассы. Кассирша даже рот раскрыла от удивления: какая-то замарашка лезет в театр, и конечно, билета ей не продала. Леночка решила дождаться конца концерта, чтобы увидеть этого загадочного красавца. Дождалась. Артист в темно-красном пиджаке и светлых брюках был отечески небрежен с окружившими его немолодыми поклонницами и раздавал автографы. Леночка протиснулась сквозь толпу и коснулась его рукава.
- Что тебе, девочка? – улыбнулся артист. – Может, желаешь автограф?
Леночка протянула ладонь:
- Пишите.
- А что, это оригинально, - рассмеялся артист и расписался фломастером на ее ладошке.
Леночку оттерли возмущенные поклонницы.
- Старые стервы, - сквозь зубы бросила она и пошла прочь.
Где она услышала слово «леди», неизвестно. Только с тех пор, если кто-либо спрашивал ее имя, называла себя Леди Мценск. Так и закрепилась в подземных переходах за нею эта кличка.
Как-то сутенер низкого пошиба случайно увидел смазливую девчонку и забрал к себе. Теперь она жила в приличной комнате с тремя девчонками постарше, которые, если возвращались с деньгами после удачного снятия клиентов, угощали ее шоколадом и сигаретами. Они интересовались: откуда она и где ее родители. Леночка отвечала,. Что родителей не помнит, а родина ее где-то под Иркутском. Сутенер, немолодой хлыщ с испитым лицом, насытившись ею, как-то жестко сказал:
- Работать тебе, Леди, пора. Дармоедок я не держу. Впрочем. Можешь уходить к своим нищим.
Леночка, вспомнив грязную холодную ночлежку, унизительное стояние в переходах с протянутой рукой, решила остаться. Первым ее клиентом был толстопузый мужик с маленькими сальными глазками, носом-пуговокой и очень маленьким ртом с мелкими зубками. Он принес с собой плетку и заставил девочку его сечь. Уж она позабавилась, хлеща его по жирному, прыщавому заду, слушая его стоны и вопли. А потом он навалился на нее, как на взрослую, и чуть не раздавил своим трясущимся животом…
В «выходные дни» она бродила по городу, любовалась огнями реклам, смотрела на окна домов. Где текла своя, счастливая жизнь, и ей мечталось, что когда-нибудь она заработает много-много долларов и тоже будет жить в квартире с окнами в тюлевых занавесках, иметь цветной телевизор, как у подружки Таньки.
«Выходной» заканчивался, и надо было возвращаться на работу. Через неделю сутенера нашли в подворотне с дыркой в груди и контрольным выстрелом в голову. Его тайный публичный дом был раздерган более удачливыми растлителями душ. Леночка попала к прожженной ведьме по кличке Кета за вечно красное лицо. Клиенты были разные. Как-то Леночку снял толстый кавказец с чернющими, сросшимися дугами бровями над здоровенным шнобелем. Привезя ее в захламленную квартиру, сразу же занялся любовью. В это время в комнату ввалились еще пятеро – двое кавказцев и три русских мордоворота с ближнего рынка. Все они были навеселе и тоже хотели позабавляться с девочкой. Она возмутилась:
- Снимал один, а так мы не договаривались…
Ее побили и вытворяли с ней, что хотели. Уже теряя сознание, она услышала: «Пришить ее что ли, да в мусорный ящик?..». На что кавказец, привезший ее, возразил: «Убивать грех. Отвезу эту сучку подальше».
Была весна. Во всю заливались соловьи. Пахло черемухой и молодой травой. Леночка очнулась в березовой роще, которая примыкала к садам пригородного поселка. Превознемогая боль внизу живота, она пошла в поселок и постучалась в окно крайнего домика под латаной крышей. Ее пожалела пожилая женщина. Она лечила ее и ни о чем не спрашивала. Когда девочке стало легче, она предложила ей остаться, но только с условием, чтобы всё оформить через милицию. Леночка, вспомнив про сизо-коричневый дым, про драки пьяных родителей, к которым ее обязательно вернут, улучив момент, когда добрая женщина ушла в магазин, сбежала.
Москва встретила ее привычным гулом машин и бесконечными потоками людей, спешащих по своим делам. Леночка вспомнила один адресок и явилась туда. Очень изумилась, когда ее не прогнали. Отмыли, покормили, одели и даже позволили плавать в бассейне с голубой водой. Девочка ломала голову: за что же ей так повезло? Но настал день, когда ей завязали глаза и отвезли в другое место. Это была современная вилла с нелепыми башенками, расположенная в большом ухоженном саду. Высокий, гладко выбритый мужчина в небесно-голубом , расшитым золотыми петухами халате, видимо, хозяин, сказал:
- Будешь умницей, и тебе будет хорошо, Леди Мценск.
Он усмехнулся и ушел. Потом врач, абсолютно безликий человек, брал у нее кровь для анализов, дотошно осматривал… Через неделю в ее комнату с дорогими розовыми обоями пришла хмурая, молчаливая тетка с кипой одежды в руках. Она заставила девочку снять платьице, а потом, натерев всякими благовониями, одела в костюм мальчика: синий пиджак, светло-серые брюки, белую рубашку, галстук-бабочку. Леночка возмутилась:
«Это еще зачем?»
- Так надо, - прошипела тетка и, усадив Леночку перед собой, умело накрасила ей губы помадой Dis-moi Oui.
Леночка уже знала, что губы под такой помадой остаются нежными в течение дня.
- Жди, - бросила тетка и добавила, - только посмей что-нибудь с себя снять, высеку…»
Она ушла, оставив девочку в недоумении. Но тут в ее комнату вошли двое: хозяин в небесно-голубом халате, и с ним, кто бы вы думали? Леночка узнала в синеглазом красавце того самого артиста Мценского…
- Будь умницей, Лёнчик, - сказал хозяин и удалился.
Та же тетка ввезла столик с всевозможными яствами и вином в полосатом графине.
- Будем угощаться, - мило заулыбался артист и, налив себе в бокал янтарного вина, плеснул янтаря и в другой бокал. Розовая семга, мясной рулет, салаты, фрукты для нашей героини казались даром небес. Особенно превосходной была разварная осетрина. Леночка ела вкуснятину, забыв обо всем на свете.
- Хватит, - остановил ее артист, - переевший человек противен.
Затем, поскучнев, он достал из кармашка пакетик, высыпал содержимое на журнальный столик и ловко втянул кокаин в обе ноздри. Через несколько минут это был совсем другой человек. Хохоча, он разделся догола, стал на четвереньки, усадил девочку себе на спину и принялся катать по комнате, ржа, как жеребец, а то вдруг запел сладким голосом: «Отцвели уж давно хризантемы в саду…» Потом опять нюхал своё зелье, предлагал его и Леночке, но та уже хорошо знала, что это такое, и отказалась. Он схватил ее и стал с нею вытворять такое, что она пришла в ужас. От боли она кричала, но в этом шикарном доме никто не пришел ей на помощь… Ей казалось, что этот синеглазый безумец вот-вот вцепится ей в горло своими кипенно-белыми зубами. Одежда ее была порвана, она находилась в шоке, когда он, внезапно оставив ее, быстро оделся и ушел… Недели три ее лечил врач-проктолог.
Потом опять явился хозяин и объявил:
- Сегодня ночью встретишь нашего милашку Мценского поласковее, иначе… - он не договорил и, потрепав ее по волосам, ушел. Тут же явилась та злая тетка и переодела ее теперь в пышную одежду средневекового пажа.
- Он будет через час.
Леночка связала простыни, привязала один конец к ножке кровати, открыла окно и ловко спустилась вниз.
-Сбегу к своей бабушке, - сказала она вслух, и тут с ног ее сбила здоровенная овчарка. Леночка и опомниться не успела, как оказалась в руках охранника. Перепуганную, дрожащую потащил ее в дом. Хозяин взял ее за ухо. Прошипел:
- Ты, мерзавка, весь костюм испортила. Знай, что отсюда можно убежать только в ад… Он обратился к охраннику:
- Серж, на сегодня она твоя, а Алексу мы замену найдем.
Он ушел, а охранник повел свою жертву в ее комнату с дорогими розовыми обоями. Он бросил ее на кровать и…
Она отбивалась, даже кусалась, но у него были стальные руки. После он густо покраснел и убежал.
Прошло недели две. Леночка лихорадочно обдумывала план побега, да ничего так и не могла придумать. По дому теперь гулять ей не разрешали. И опять хозяин, но уже в халате густого зеленого цвета, расшитом золотыми бабочками, объявил ей, что завтра утром будет знаменитый артист Мценский.
- Будь поласковей с нашим шалуном. Иначе тебя посадят в подвал к крысам, - сказал он и ушел.
Девочка забилась под одеяло и впервые за этот год разрыдалась. Как ей хотелось опять очутиться в зеленом поселке, есть гречневую кашу у той доброй женщины. Ночью неожиданно явился тот охранник, разбудил ее и сказал:
- Ты прости меня, Ленка. Сволочь я распоследняя. Не утерпел. Но я искуплю свою вину. Только пойдем со мной.
- Куда? – спросила она.
- Там за оградой тебя ждут родители.
В душе девочки всё перевернулось. Она побледнела.
- Не бойся. Не твои алкаши, а иностранцы бездетные. Документы на тебя уже оформлены. Только теперь ты не Леди Мценск, а Эльвира Сомова. Поняла?
А она всё не могла понять, таращила на него свои карие глаза.
- Ну что, мне на колени что ли перед тобой становиться? Идем.
Он помог ей одеться, взял за руку и повел к двери.
- А хозяин, - прошептала она, - он не заругается?
Охранник усмехнулся:
- Пашка-то? Да он тоже только слуга, гад. Спит сейчас со своей благоверной в окружении детишек за двадцать километров отсюда… А ты хозяина в нем нашла?
Леночка в своей малой жизни многого наслышалась и не задавала больше вопросов. Вцепилась в руку охранника и тихо шла с ним по длинным коридорам здания. Они миновали спящего за столом с телефонами другого охранника и вышли в ночь. Они спокойно прошли через сад по усыпанным гравием дорожкам, миновали тускло блестевший позолотой в лунном свете фонтан, уменьшенную копию петергофского Самсона, раздирающего пасть льву, прошли железную витую калитку и очутились на улице, где их ждал Opel kadett. В машине сидели мужчина и женщина с покрасневшими глазами и мрачный шофер. Леночка подумала:
- Новые родители? Посмотрим».
Потом была гостиница, самолет, и очутилась наша героиня в одном из штатов Америки, в тихом городке, где жители не позволяют курильщикам находиться возле своих домов, и где доверчивые косули приходят из ближнего леса покормиться к людям.
- Дальнейшая судьба Леночки вам известна? – спросил я у попутчицы.
- Немного. Слышала, что ее лечили: сделали несколько операций. С ней работали психологи, и она напрочь забыла свое страшное детство, даже родной язык забыла. Научилась хорошо петь, и оказалось, она умеет звонко смеяться. В тринадцать лет впервые стала играть в куклы… Потом ее новые родители куда-то переехали со своей ненаглядной доченькой…
МОЛ, №5 (28), 2004 |