В этом году отмечалась знаменательная для русской поэзии дата – исполнилось 70 лет выдающемуся мастеру русского стиха, которым мы гордимся, легендарному поэту Геннадию Айги.
Геннадий Айги, писавший свои первые стихи на русском в еще в далеком 1954 году, прошел пятидесятилетний творческий путь и долгое время, вплоть до начала перестройки, печатался только за рубежом, где приобрел широкую известность и был удостоен многих премий: Французской Академии, Венгерского Агентства литературы, музыки и театра АРТИСЮС, польского ПЕН-клуба , немецкой премии им. Франческо Петрарки, премии южного Тироля им. Норберта Казера (Австрия-Италия), македонской премии «Золотой венец» , а также российских премий – им. Бориса Пастернака, им Андрея Белого, Чувашской государственной премии им. Константина Иванова.
Айги – почетный доктор Чувашского государственного университета, он удостоен высшей французской награды в области культуры – звания «Командо ра Ордена Искусств и Литературы».
Ежегодно как у нас, так и в других странах, в переводах на десятки языков выходят его книги, только Германии издано около тридцати. В 2001 году питерский «Лимбус пресс» выпустил роскошное подарочное издание; обширное издание на 700 страниц готовится в московском «Прогресс–Плеяда». В юбилей Айги прошли многие мероприятия: телепередача на французском «Канал плюс», международная конференция лингвистов, изучающих творчество Айги в Германии и другие.
Самое большое достижение Айги – его поистине революционное авангардное новаторство и его открытость для других поэтических культур. Конечно, непонятное может раздражать, как раздражал Хлебников, хотя риторически он был более точен, нежели обращен к подтексту. Всякая трудная поэзия – это путь к совершенству. Это можно понять даже на первом, тонком интуитивном уровне, потому что это естественно и гармонично, хотя и трудно. Трудно еще и потому, что вокруг много прикладной поэзии, предназначенной для мгновенного восприятия, а часто и для развлечения.
Еще одной проблемой, усложняющей путь к Айги не для зарубежного, а для русского читателя, является проблема влияний. Творчество Айги контекстно для мирового литературного процесса именно за счет удивительной , подлинной открытости влияниям зарубежной поэзии. Это были те мощные неотвратимые влияния, напоминавшие влияния французского и немецкого романтизма на Пушкина, или влияния поэзии французского символизма на русских поэтов начала века, а не осторожные околичные полу-влияния на современных поэтов, пишущих верлибром репкультуры или речитативно-прозаичного американского стиха. В разговоре со мной Айги признался – «Тогда, в середине 50-х, я ощущал, что во мне не было мелоса, и что сейчас нельзя уже писать подобным образом - «тятя, тятя, наши сети принесли нам мертвеца». У Пушкина и Лермонтова мелос был в языке, а сейчас это больше фикция, я понимал, что сейчас нужно более грубое, сталкивающееся, деформирующее слово. Слово без метра. Крученых говорил мне: «Море не метрично, а ритмично». К тому же, советские поэты прошли через ангажированность и через разрушение городской культуры. Формы, способы описания городской жизни напоминали и сейчас напоминают деревенскую поэзию. Затем появился другой фактор - некое слово-социум , которое воплощали Пабло Неруда и Поль Элюар, поверхностное слово–действие».
Новаторство Айги имеет уникальную направленность – в области психологической поэзии оно носит не локальный характер. Это огромный, иной пласт, оно столь глубоко и масштабно, что рядом с ним можно поставить только поэзию Пауля Целана, а открытые принципы синтаксических возможностей нового поэтического языка, подобно небывалому стиху Хлебникова, делают его творчество достоянием будущих поколений.
Пожелаем маэстро всего самого лучшего, новых книг и долгих лет жизни.
| МОЛ, №7 (30), 2004 |