У меня долго не было настоящей куклы, был только целлулоидный пупс. Он был смуглый, похожий на американского индейца. В Куйбышеве, где мы жили в начале войны, я рискнула участвовать в конкурсе кукол, устроенном в нашем дворе. Я одела своего пупса в пеструю набедренную повязку и украсила его голову пучком из перьев, но мои усилия не помогли и нас не приняли на конкурс. Было очень обидно, но больше мы с ним не участвовали ни в конкурсах, ни в общих играх.
Вскоре мы уехали в Москву. И вот однажды моя любимая тетя Катя сказала мне: « Мы сегодня пойдем к одной моей старинной, московской знакомой. Кажется, у нее нашлась для тебя кукла ». В тот же день мы отправились на Малую Дмитровку, в гости к знакомой тети Кати. Подошли к высокому дому, вошли в подъезд и поднялись на лифте, украшенном зеркалами. Позвонили в дверь, нам открыла старушка в темном платье с кружевным воротничком, она приветливо поздоровалась и сказала: «Входите, вас ждут!». Мы вошли в большую комнату, где нам навстречу поднялась с дивана пожилая дама с пышной прической, украшенной перламутровым гребнем. Такие прически можно было видеть только в журналах «Нива», которые пылился у нас в шкафу на верхней полке. Иногда их вынимали, стряхивали пыль и давали нам с братом Сережей смотреть картинки.
Когда мы вошли и уселись на диван, хозяйка сказала: « У меня есть кукла, которая чудом сохранилась с давних времен. Может быть она вам понравится?» Она подошла к комоду и достала из ящика небольшую коробку, в коробке лежала кукла, ее извлекли, оправили на ней платьице и посадили мне на колени. Это была девочка – подросток с большими синими глазами на нежном фарфоровом личике. Ее темные волосы были повязаны красной ленточкой, на ней был синий сарафанчик и белая, вышитая гладью блузка, а ножки куклы были обуты в сапожки. Невозможно было оторвать от нее глаз: « Ах, какая прелесть, я назову ее Мадлен!» – воскликнула я. «А почему Мадлен?» – спросила тетя Катя. «А помнишь мы читали «Соничкины проказы», там у нее две кузины Камила и Мадлен. Мне очень понравилось имя Мадлен.» «Это прекрасное имя оно ей подойдет одобрила хозяйка, а теперь давайте пить чай.» Мы принесли к чаю коробку конфет и печенье « Пти фур». Карточки уже отменили, на прилавках магазинов появились невиданные доселе товары. Москва оттаивала после войны, люди стали улыбаться, весной отмыли окна от маскировки, замелькали яркие платья.
Вот и здесь за этим столом чувствовалось, что время изменилось. Можно купить конфеты, можно пить чай из красивых чашек, можно весело разговаривать, а не слушать сводки с фронта. Так и осталась в памяти эта милая старинная комната, эти замечательные старушки, которые выжили и украсили своим присутствием послевоенное время.
Когда мы вернулись домой, то я стала рассматривать Мадлен, оказалось, что ее одежду можно было снимать, а ее переодевать. Тетя Катя и тетя Маня принесли лоскуты и сказали, что постараются ей сшить новую юбку и пальто с воротничком. Несколько недель я не расставалась с куклой. Переодевала ее, кормила, укладывала спать. Мы с Сережей ходили с ней гулять, но никому не давали ее. Однажды к нам пришла Ольга Евграфовна – балерина Большого театра, с которой мы познакомились в Куйбышеве. Она брала меня в театр и я посмотрела «Лебединое озеро», «Раймонду» и « Щелкунчика». Балет я обожала и поэтому согласилась, чтобы Мадлен переодели в пачку и балетные туфельки. Ольга Евграфовна забрала Мадлен, а когда она ее вернула, то я так и ахгула. У Мадлен были золотые косы. Она была в балетной пачке и в «балетках», она полностью преобразилась, но превратилась в статуэтку, которую можно было лишь посадить на полку или кресло и любоваться ею. Через некоторое время я взмолилась, чтобы мне вернули прежнюю Мадлен. Это было нелегко, слава Богу сохранилась ее старая одежда, пачку сняли, одели сарафанчик, а вот парик заменили с трудом, тогда еще не было кукольных мастерских. Моя родственница Ирина сама сделала ей паричок и заменила золотые косы на скромную прическу. Как раз в это время я начала заниматься французским языком.
Моей первой учительницей была Вера Васильевна Мартынова, строгая пожилая дама, опиравшаяся на палку. В ее комнате был киот с иконами и горела лампадка. Пока я зубрила глаголы и учила наизусть песенки и считалки, моя няня вздыхала за перегородкой, сочувствуя мне и не одобряя эти занятия. « Зачем мучают бедного ребенка! Учат басурманскому языку!» - считала она.
Перед Новым годом у нас был устроен маленький концерт. Вера Васильевна собрала всех своих учениц и мы разыгрывали отрывки из «Золушки» и « Щелкунчика». В спектакле участвовала и Мадлен. Она оживала и кружилась со всеми вокруг елки. Когда все пили чай за круглым столом в большой комнате. Она сидела между мной и Таней Чаловой и была очень довольна. Когда мы возвращались домой по Спиридоновке, было уже темно в небе мерцали звезды, под ногами хрустел снег, наступал 1947 год, второй год без войны, отступали страшные времена и хотелось верить, что впереди нас ждет счастье.
| МОЛ, №2 (33), 2005 |