За последнее время мир сильно поменялся. Главным образом это связанно со скоростью. Сегодняшний мир стал похож на гонки формулы один. Он несется с космической скоростью вперед в светлое будущее во имя прогресса. Мир репрезентирует себя также с громадной скоростью. Мир это постоянное увеличение потока информации. Информация хлынула и затопила мир и человека. Мир рассказывает о себе на множество ладов. Человек попросту не в состоянии воспринять эту самовоспроизводящуюся какофонию технократического мира. Всё стало шумом. Шум везде и повсюду. Однако постепенно человек адаптируется для жизни в шуме. Он начинает тоже производит шум. Шум становится неизбежным сопутствием комфорта. Поскольку шум помогает заполнить ужасающую пустоту и одиночество современного человека. Ведь, чем больше шума, тем меньше тревожащих мыслей о собственной пустоте.
Поэзия попросту не уместна или невозможна в мире шума. Поэзия есть то, что всегда противостояло шуму. Она всегда обращалась к индивидуальному, она стремилась в область лежащею по ту сторону от шума. К тишине, безмолвию к тому, что так пугает современного человека. У Мандельштама: «За вечным, за мельничным шумом». Там разворачивается мир языка ангелов и то, что Мандельштам называет « серафитой» : «Я научился Вам блаженные слова…, Соломинка, Линор, Лигея, Серафита». Поэзия устремлена в безмолвную точку перед «Большим взрывом», в точку до смешения всего и вся, она устремлена к первоначалам, чтобы прийти, в конце концов, к самому Богу.
Поэт подобен алхимику. Он актом алхимической сублимации из взвесей и смесей мира (из шума в конце концов), получает аутентичные первоэлементы, или первостихии из которых состоит мир. Это прежде всего Воздух, Огонь, Земля и Вода.
Давайте теперь посмотрим, как расширяются эти первоэлементы на примере стихии воздуха. Воздух заполняет пространство между небом и землей. Грезы о воздухе, о солнечном ветре переносят в мир, где нет воздуха – в том, земном смысле, но есть ветер, возносящий нас к звездам.
Мандельштам: «…И то, что я знаю о звездной, колючей неправде…» Так, проходя за шум, поэт оказывается за барьерами молчания, вечном безмолвии в саду полуночных звезд, где он вдыхает тишину. У раннего А.Вознесенского: « Тишины хочу, тишины, нервы что ли обожжены»
Но спустимся с космических высот на землю, где шепчутся цветы, слышится легкость женского голоса, где Anemone nemorosa ( анемоны-ветреницы) окрашивают четыре небесных ветра. (Анемона означает ветер, это слово имеет греческое происхождение.) Это сублимация, дающая комбинацию сочетания женской природы, цветка и ветра (на символическом уровне женщина- это ветер).
Мы оглядываемся на собственное воображение, фантазию и слышим шелест веков, где смешивается идеальное и реальное, макрокосм и микрокосм. Небо голубеет… « Запад был медно красный, вечер был голубой, мы с тобой говорили о Леконте де Лиле». У Гумилева Н. в садах де Лиля закодирована умирающая лилия. Это первая строка его известного стихотворения. Здесь видна метафизика поэзии, выводящая нас из этого физического мира и приводящая нас в мир полета, фантазии, облаков. Так мы совершаем навигацию в трансцендентную область божественного.
| МОЛ, № 4 , 2007 |