Мы долго сидели под тяжёлым навесом ночного неба, до краёв заполненного мерцающими звёздами. Глухие обрывки звуков слегка доносились из позабытого молодёжью маленького посёлка, где-то в глуши необъятной Вселенной. Ничто не нарушало покоя равнодушной тишины, и лишь изредка, слева от нас, стрекотал одинокий, ещё не побитый судьбою – не съеденный голодной птицей – глупый сверчок. В его непринуждённой песне жизни слышалась нотка глубокого отчаяния загубленной скрипки, некогда запроданной подававшему большие надежды таланту музыкального храма искусств. В непроглядной, режущей глаза тьме шелестели играючи осиновые листья и, словно готовясь к важному спектаклю, разучивали новый танец, тихо напевая неопределённый мотив. А в глубине несчастных деревьев строились новые проходы, раскапывались невиданные туннели, прорубались свежие, ещё не поведанные миром, окна в неизвестность. Набивая свои желудки мякотью сочного ствола, крохотные личинки, жуки и прочие паразитические существа, с чувством инстинктивного долга в продолжении рода, губили и медленно уничтожали его изнутри, не задумываясь о страданиях беззащитного дерева. И оно не жаловалось, беря в пример удручённый русский народ, испокон веков мучающийся под натиском, прогнившей с сердцевины, уполномоченной власти. Упоённые идеей великого счастья, современные чины и должности диктуют новые правила бесконечной игры за будущую жизнь, а на окраинах, не вписавшихся в идеальные планы, – всё так же нет света, как и сто лет тому назад.
Мы покурили и медленно поплелись в нашу гостеприимную лощину фактически на ощупь ориентируясь в темноте наступившей осенней ночи. Являясь подвижницей знаменитого Малевича, она с лёгкостью перекрасила невозмутимую природу в чёрный цвет, оставив нетронутым лишь полотно неподдающегося неба…
| МОЛ, № 4 , 2007 |