Понимая, сколь дорого время и сколь заняты нынче читающие люди, постараюсь высказать свою мысль по возможности кратко, доходчиво и не слишком нудно.
Начну с простого тезиса: Маргиналы в искусстве необходимы! Это отчаянные экспериментаторы, революционеры и открыватели новых горизонтов. Кто знает, до чего они способны додумкаться? Напомню «МАРГИНАЛ (лат. marginalis — край, граница, сторона) — человек, находящийся вне своей социальной группы, изгой». Не будь их, мы бы не узнали много интересного, да и самого искусства, возможно, не было бы вовсе. Кем, например, как не маргиналом считать дикаря, первым разрисовавшего пещерные стены? Делать ему было больше нечего, что ли? Или кем считать Диогена, жившего в бочке и занимавшегося рукоблудием прилюдно?.. Или (видит Бог, я не богохульствую) кем был сам Иисус Христос? Конечно, маргинал маргиналу рознь. Кто-то стремится вверх, а кто-то напротив вниз. И далеко не все открываемое ими прекрасно. Скорее совсем-таки наоборот. Иной человек посмотрит, покусает губы, поморщится, да и возможно, из кучи странных созданий маргинала (пост-арта, бриколлажа, абстракционизма и т.д.) выделит что-то для себя ценное, а другой и смотреть не станет, плюнет, да и пойдет прочь… В литературе, например, уже столько всего изобретено и забыто, а затем изобретено заново, что новаторство можно встретить разве в оформлении изданий. Благо технологии совершенствуются, появляются электронные книги, аудиокниги и т.д.
Кто же такие маргиналы в искусстве? Это художники, творящие вне так называемого Mainstream (Главное направление), а зачастую движущиеся в противоположную сторону и в иной плоскости, чье творчество непонятно и неоцененно современниками, так как оно не вписывается в традиционные рамки, обычаи и представления. Таковым был, например, Ван Гог, не продавший при жизни, как известно, ни одной своей работы (прошу отметить этот факт: ничего, даже за гроши). Никто не покупал его картин, а те, кому он их дарил, нередко потом выбрасывали их как ненужный сор. Кто не помнит знаменитые Подсолнухи? Такая «мазня» не пользовалась популярностью в те далекие времена. Зато сейчас она стоит миллионы!
Каково же быть маргиналом? Тут кому как повезет. У многих маргинальность проходит с возрастом, как юношеские прыщи. Для иллюстрации приведу пример: Была такая литературная группировка: НИЧЕВОКИ — сложившаяся в Москве в начале 1920. Члены группировки "выставили на улицу" "декрет о ничевоко-поэзии", о себе же заявляли — "наша цель: источение произведения во имя ничего", и указывали на свое кровное родство с дадаистами (это были еще те перцы… их методы сводились к скандальным выходкам и заборным каракулям). В следующем своем "декрете" Ничевоки провозгласили "отделение искусства от государства", а себя выдвигали в качестве аппарата по руководству искусством… К сожалению, как свидетельствует история, их след в искусстве остался незамечен.
Но есть и другие случаи. Венедикт Ерофеев, скажем, тоже ведь был маргиналом своего времени, — сейчас, конечно, в постперестроечную эпоху, дела обстояли бы иначе, — однако это не помешало ему создать бессмертную поэму Москва-Петушки. И опять же обратите внимание, признание к автору пришло лишь незадолго до смерти, а до этого трудная жизнь и безвестность… Попробовал бы, скажем, Юрий Казаков, в то время написать что-нибудь подобное Москве-Петушкам, кто б его стал печатать?
Где же сейчас эти безобидные Ничевоки, чьим идеалом был имажинизм Есенина? Но… всякому времени свои маргиналы. Многие помнят время прихода к власти Горбачева — перестройка, гласность, развал Варшавского договора, поражение в холодной войне и распад СССР. Российская держава потеряла доминирующее положение в мире… Русскому медведю дали по лапам. А что же будет, когда он уползет в свою берлогу? — обеспокоились западные эксперты-мудрецы. — Надо бы на всякий случай впрыснуть ему яду. Но как это сделать? И тут можно вспомнить в своем роде забавный, так называемый, План Далласа, о котором все знают, все читали, хотя автор сих строк доподлинно не известен. Приведу несколько слов:
Надо незаметно подменить их ценности на фальшивые (обратите внимание, именно фальшивые) и заставить их в эти фальшивые ценности верить… Литература, театры, кино — все будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и поднимать так называемых творцов, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства — словом, всякой безнравственности (План Далласа, http://www.slavyanin.info/node/100).
Это замечательный по цинизму и лаконичности текст, можно было бы смело приписать даже Макиавелли, случись ему дожить до наших дней. О разных гипотезах его возникновения можно прочитать, например, здесь http://www.sakva.ru/Nick/DullPlan.html Но ни в коем разе не следует забывать, что во второй половине ХХ века у «социалистического лагеря» действительно был могущественный противник, который тратил миллиарды на подготовку к войне. И конечно лучше всего (и дешевле) начинать развал любого государства с развала доминирующей культуры. Пусть те, кого раньше называли торгашами и хапугами станут банкирами и бизнесменами, извращенцы станут звездами шоу-бизнеса, бездарности будут возвеличены и украшены лаврами… Пусть замрет промышленность, вымрет фундаментальная наука, пусть все бросятся считать деньги, зарабатывать и воровать, и не будет у них другого занятия. Народ без культуры легко превращается в одичавшее неорганизованное сборище враждебных ко всему (и друг к другу) людей. В этом отношении заслуживает внимания меткая характеристика, данная людям Л. Троцким — злые бесхвостые обезьяны. Увы, но таковы люди, лишенные нормального быта, образования, культуры и воспитания. Только общие культурные ценности способны объединять и мирить.
Но вернемся к Мейнстриму. Представим, что странные измышлизмы некоего маргинала, проповедующего культ секса, насилия, садизма, и его литературные «шедевры» возводятся в ранг эталона и провозглашаются Мейнстримом. Кем провозглашаются? Об этом уже достаточно сказано. Всем ясно, что без денежной раскрутки (а деньги сейчас решают все) ни один маргинал ни на что не годен. (Вспомните несчастного Ван Гога.) У читающей публики, при знакомстве с подобными текстами, возникает недоумение, разочарование и отторжение… А у тех, кто только начинает свой путь к книге, при виде прославляемого уродства, происходит деформация мировоззрения, слом и без того хилых критериев подлинного искусства, нудно навязываемых средней школой.
Мы будем браться за людей с детских, юношеских лет, будем всегда главную ставку делать на молодежь, станем разлагать, растлевать, развращать ее. Мы сделаем из молодых — циников, пошляков… (План Далласа).
И вот из далекого Парижа появляется на российском литературном небосклоне мальчик-маргинал, счастливо миновавший все преграды-перипетии на пути к славе, словно по мановению волшебной палочки объявленный вдруг одной из первых фигур в искусстве художественного слова. Дебютный роман его был издан в Париже в далеком 1985 году. Я не стану останавливаться на обзоре и анализе странных работ этого автора. Ему уделено столько внимания нашей критикой, что хватит, пожалуй, на всех ныне пишущих. Есть даже мнение маститых литераторов («серьезных православных дядей», как они о себе говорят), что один из романов упомянутого маргинала по-настоящему сильный роман. Хорошо. Мы проверим. Мы сожмем волю в кулак и откроем эти странные страницы. И видим… смелую попытку стилизации. Автор показал и успешно, что он способен создавать тексты схожие по синтаксису с образцами классической литературы. Но темы отрывков, содержание, образность, художественный смысл оставляют желать лучшего. Они примитивны. Такие проказы простительны одаренному школьнику или лицеисту, сочиняющему злые пародии на опостылевшие учебники. Что он хотел сказать, кроме того, что способен изготовлять фальшивки, подделываясь под тексты признанных мастеров? Может быть (О, простят ли меня его апологеты?) он хотел поглумиться над Толстым и Достоевским? Пробудить в людях отторжение к Чехову? Нет, нет, не может быть… Я не верю! Но, к сожалению, увы, увы, мы видим лошадь, поставленную позади телеги… Мастерство есть, а ни мысли, ни идеи художественного произведения нет. Мало владеть пером, надо еще «родить» мысль. Немногие способны преподнести миру оригинальную мысль, облеченную в художественную форму… Для других же (я говорю о мастерах) прямой путь — выучить языки и заняться переводами. Знатоки, например, сетуют, что литература потеряла в свое время Михаила Лозинского как писателя. Возможно, спорить не станем, но возможно также, что умный человек просто объективно оценил свой талант… И оказался прав. Создание оригинального произведения — совсем иная стезя нежели перевод (я не хочу сказать, что это много легче, каждое настоящее дело требует колоссальных усилий и отдаваться ему следует целиком и без остатка — необходимо вникнуть в чужой замысел, понять его до мельчайших деталей, сроднится с ним и сделать его своим, иначе хорошего перевода не выйдет). Ахматова назвала Лозинского «несравненным поэтом-переводчиком», и это немалого стоит. Но маргиналу этот путь не подходит. Он способен служить только самому себе. Вникать в чьи-то замыслы для него немыслимо. Он не читатель, он писатель… А ведь настоящий писатель начинается именно с вдумчивого чтения.
Мы образованной народ, мы носители богатой культуры… Может быть, это кому-то не по душе, но зачем же нас развращать? Ведь гораздо приятнее и безопасней жить среди культурных людей, на одной планете с хомосапиенсами, а не с озверевшими дикарями… Так почему же сегодня нам настырно подсовывают, в качестве эталона, аморальные выверты маргинала? Какими силами он был растиражирован в том далеком 1985 году и тиражируется сейчас? Почему его, как говорят, много переводят на иностранные языки? Не для того ли, в том числе, чтобы показать всему миру, что Россия монстр, утративший культурные ценности… Ай-ай… как нехорошо… А для чего им наводняют книжные лавки, в шикарном оформлении и колоссальными тиражами, для кого его пьесы ставятся в Большом театре? Ведь если малообразованным одичалым людям, коими сейчас в большинстве являемся мы, в качестве эталона втюхать экскрементально-садистские страшилки, то распущенные вседозволенностью, без усилий с чьей-либо стороны, с безумной лихостью, из лучших побуждений мы сами доразрушим все, что осталось еще от могучего некогда культурного наследия, да и от всей страны…
Какова ответственность художника? Отвечает ли он за труды свои? Чем обернется для него его страсть? Наряду с многими теориями существует мистическая идея о том, что художник встречает своих героев в ином мире, после кончины… Почему бы и нет? Если принять во внимание соображение, что душа бессмертна, а все что мы создаем так или иначе есть отражение нас самих, нашего внутреннего мира, то эта гипотеза кажется вполне логичной и правдоподобной. Не думаю, чтобы наш маргинал захотел встретить своих героев… Ответственен ли он за то, что творит? Думаю, да, в меру своей человечности. Но способен ли он сам оценить объективно свое творчество? Конечно же нет. Сказано: никто не судья в своем деле. Возможно, все дело не просто в болезненном честолюбии, ради которого можно создавать все что угодно, лишь бы иначе нежели другие. Как знать, быть может перед нами несчастный безумец, выплеснувший миру свое содержание… но, благодаря, поддержке сил неведомых, обретший признание и широкую популярность.
Апологеты этого известного литературного маргинала (серьезные православные дяди) говорят о черной зависти, которой якобы снедаема пишущая братия, потому, мол, и хают талантливого писателя. Но завидовать-то, собственно нечему. Ведь это позор. Позор планетарного масштаба… Не дай Бог такое никому… Очевидно, мы видим усилия со стороны сил нам неведомых, нацеленных на развал культуры, на перетягивание Мейнстрима в мелководье.
Но нет худа без добра. Мы (читатели) как всегда в меньшинстве и как всегда меж двух огней. Вспомним, что произошло с советской литературой, когда исчезли Ничевоки, Обэриуты и Серапионовы братья... Когда был расстрелян Н. Гумилев, таинственно погибли Есенин и Маяковский, когда Горький был отравлен, когда были убиты Бабель и Хармс. И многие, многие… Оставшихся объединили, организовали и возглавили, вручив вместо лиры серп и молот.
И литература начала задыхаться. Да и не только литература. Все искусство болело, потому что искусству необходимо размежевание. Художник одинок по природе своей, одинок более нежели обычный человек, потому что одиночество для него желаемо. Оно необходимо для сосредоточения, для погружения в неведомые сферы, для рефлексии и поиска истины.
Сейчас у нас еще есть удивительный шанс самим решать свою судьбу. Самим выбирать книги, фильмы, культуру. Жертвы при этом колоссальны. Уже очевиден демографический спад, наркомания, апатия и безысходность… И отдаленно возможен дальнейший крах государства. Как бы между строк отметим для любителей истории, что за все времена мы не создали пока никакого иного устройства кроме смуты, боярско-царского (олигархического) правления и диктатуры. Эти три ипостаси чередуются с момента образования государства. И неважно как называть правителя: царь или генеральный секретарь. Вполне возможно, что власть из инстинкта самосохранения, станет укреплять безопасный для себя порядок, дабы укрепить кресло, на котором сидит. И чем надежнее она будет сидеть, тем сильнее станет укреплять. Не всем же начинать с развала хозяйства на Ставрополье, а заканчивать крахом самой могучей в мире империи! И уж тут держитесь Ничевоки и прочие маргиналы, а с ними и мы с вами…
Так уж повелось на Руси. У нас две напасти, — по меткому замечанию Гиляровского, — внизу власть тьмы, вверху тьма власти. Про тьму уже говорилось довольно… Кто же наверху? Те, кто хочет вычистить не только литературу, но и сознание людей, те, для кого мы являемся лишь электоратом, те кто устраивает для нас красочные телешоу вместо выпуска новостей… Если вспомнить, то со времен Радищева, власть всегда была враждебна художнику. Она может заигрывать с ним, подкупать, стращать, убивать, но всегда будет относиться с опаской к «этим умникам»… Я слышал и обратный постулат: художник всегда в оппозиции к власти. Неправда… Художник в оппозиции к несправедливости… А это, смею надеяться, совсем разные вещи.
Имперский настрой, государственно-административный уклад правления, к которому так тяготит наш менталитет — это скрытые предпосылки для затягивания гаек. И если начнут, то не за горами цензура, мелкотемье, ограничение идеологическими рамками, навязывание догм и прочие прелести «свободного» волеизъявления.
Мы всегда бросаемся «из огня да в полымя». Такое уж свойство у нашего русского характера. Мы незаметно для самих себя всегда лихо проскакиваем золотую середину, на которой и следовало бы остановиться. Но я видел книгу, где обычный мат выделен в тексте прописью, эту книгу читала девочка-подросток, в метро… Я не против мата, но девочка, и в книге… а не на заборе… Или книга теперь приравнена к забору, или еще хуже, по значимости опущена ниже забора… Ведь забор — чья-то собственность, а книга — товар, который надо продать, лишь бы купили… Как уберечь от морального и нравственного разложения новое поколение? Кто захочет, чтобы их дети с юных лет читали о половых извращениях? Может быть, сами издатели этих поделок? Вряд ли… Что же: вводить цензуру? Ведь во времена Островского, Пушкина, Гоголя цензура была, и, как знать, стали бы их произведения столь тонки и изящны, если бы не довлел над ними пронзительный взгляд цензора? Ныне, благодаря Интернету, цензуру вводить бессмысленно, но (сейчас я скажу категорично) следует снабжать подобные тексты надписью: «Детям до 18 лет читать не рекомендуется!». Пусть сформируется психика и пусть за этим следят эти, так называемые, «серьезные православные дяди». Бедные дети, дети неразумные… Все равно читать будут (Разве от детей что спрячешь?), но будут знать при этом, что это не Мейнстрим, что это табуированное чтиво, эксперименты рефлексирующего маргинала.
Силы неведомые двигают сейчас популярность такого рода маргиналов. И понятно всем, что силы эти могущественны и богаты. И, к сожалению, в наше непростое время, находятся литературоведы готовые служить им не за награду, а лишь за вероятную возможность быть привеченными ими. Человек влюблен в силу, именно поэтому он и подвержен слабости. Чье-то настойчивое стремление подменить истинные культурные ценности фальшивыми — серьезное испытание для нашего зарождающегося гражданского общества (если таковое у нас возможно).
Быть может, когда-нибудь мы придем к золотой середине, к равновесию, а сейчас, как это ни парадоксально, но пока спокойно цветут маргиналы, у нас есть шанс жить бедно, но свободно, а у литературы есть шанс развиваться и при благоприятном исходе создавать не фальшивые, а подлинно ценные творения. Нельзя отказывать в этой возможности и маргиналам. Кто знает, не преподнесет ли один из них, однажды, что-нибудь вроде Мертвых душ или, на худой конец, Мастера и Маргариты?
И хоть мне не нравятся некоторые нынешние маргиналы, но если они сегодня популярны, мне это грустно, но я верю — дурные сны кончаются и настанут времена, когда без революций и мракобесия мы, наконец, насытившись бытом, возжелаем настоящих ценностей, коими уже многие века и тысячелетия наслаждается весь цивилизованный мир.
| МОЛ, № 1 , 2010 |